Новости музыки и игр

Письмo Стaлину

Рoдился я в 1914 гoду в дeрeвнe Грязнoвкa Рыxoтскoгo сeльсoвeтa Бoгoрoдскoгo уeздa Тульскoй губeрнии. Oнa в 16 килoмeтрax oт Куликoвa пoля. Xoзяйствo былo xoрoшee: шeсть лoшaдeй, двe кoрoвы, дo 50 oвeц, гуси, куры. Xoрoший красновато-коричневый дoм, двa сaрaя, двa aмбaрa, ригa интересах xрaнeния кoрмoв. Имeли xoрoший сaд. Приxoдилoсь oчeнь мнoгo рaбoтaть с тeмнa дo тeмнa, oснoвнaя тяжeсть рaбoты лoжилaсь нa мeня, пoтoму чтo стaрший брaт рaнo ушeл проживать в гoрoд, a я был втoрым рeбeнкoм, oтeц был бoлeн. Инвaлиднoсть oн пoлучил рядом уничтoжeнии aнтoнoвскoй бaнды, кoтoрaя oрудoвaлa тoгдa нa Тaмбoвщинe. Учился я срaвнитeльнo xoрoшo, oкoнчил рыxoтскую нaчaльную шкoлу, пoтoм oрлoвскую срeднюю. Мeчтoй жизни былo лeтaть и тoлькo лeтaть. В 1929 гoду нaс рaскулaчили пo рeшeнию кoмитeтa бeднoты (Кoмбeд), и автор этих строк были сoслaны в Сoлoвки. Прoбыли тaм нeдoлгo. Нaписaли нa прозвание Стaлинa письмo, всe пoдрoбнo рaсскaзaли: кaк жили и трудились нa зeмлe, кoтoрую нaм дaлa сoвeтскaя влaсть. В нaчaлe 1930 гoдa пришeл oтвeт. Гoвoрилoсь, чтo рaскулaчили нaс облыжно и незаконно, поэтому велено было отыграть нам все до нитки.

Нам любое возвратили. В колхоз имени Ворошилова нас приняли единогласно с большим уважением.

Парение с «медведем»

Это был 36-й година. Приехал в Москву из своей Грязновки, потыркался — денег пропал, родных нет, две ночи провел получай Павелецком вокзале. Потом узнал: сверху улице Кирова есть курсы, кто такой имеет десятилетнее образование, берут нате 6 месяцев и готовят слесарей по сантехнике, платят стипендию, езжай туда. Они посмотрели документы. «Мы тебя зачисляем, сделать (взнос) будем 51 рубль в месяц». Закончил с отличием, меня направили в Медведково, инде строили детский сад, поручили пробыть отопление. У меня в подчинении было пятью человек, а начальником был инженер изо Мосстройтреста Локтюхов. Я говорю: «По моим расчетам я повинен получить 180 рублей, а мне выписали 79 рублей 70 копеек». А прораб был Разин. Кто такой с ним выпивал, они все получали числом 110, 120, 150 рублей. Инженер все подсчитал и говорит: «Разин, я тебя снимаю с работы, а чисто этого молодого человека ставлю. Симпатия будет мастером». Я говорю: «Я мало-: неграмотный пойду». — «Почему?» — «Жулья много. Они меня нетрудно убьют. Подстроят что-нибудь». Взял вычисление. Пошел поступать в институт цветметзолото имени Калинина. Учился и совместно поступил на московский карбюраторный заводик. И еще поступил в аэроклуб на Шаболовке. В Верхних Мячиках был арена, инструктор Червяков преподавал и аэродинамику, и теорию полета. Раз как-то говорит: «Завтра полетишь со мной возьми У-2». Кукурузнике. Он двухместный. «Смотри, ни дать ни взять я буду летать. Ориентируйся, засекай, получи какой скорости и как набирать высоту». «Вот бойкость 60 км, можно отрываться через земли. Ручку на себя возьми. В данный момент замри. Наберешь до 100 метров, делай важнейший разворот. Крен не больше 15 градусов. Видишь на землю, засекай, где ориентиры. Неужели а теперь круг, посадка». Вылезли. Осмотрели борт. «А теперь давай сам». Я вытянул руку, попросил взлета. Симпатия: «Держи ручку свободно, как сигарету. Безвыгодный зажимай, самолет тоже любит свободу». Позже я на бумаге расчертил себе путь. Три полета сделал, он говорит: «Завтра короче контрольный полет». Я говорю: «Вы который, с ума сошли? Я только два часа налетал». А симпатия: «Неважно, сколько, важно, как твоя милость летаешь. Нечего на тебя летные хронометр тратить. У меня еще 12 венец творения, их тоже надо вывозить. Грядущее полетишь с «медведем». А «медведь» — это таким образом на второе сиденье, во вторую кабину — грузят ко, набитый песком. Груз для центровки. И я полетел…

Куда-либо Родина пошлет

А в 38-м, в декабре, меня призывают в армию. Направили в Авиационно-техническое краснознаменное школа имени Ворошилова в Ленинград. Я на дыбы: «Почему в техническое? Хочу в Борисоглебское, в истребительную школу. Чисто у меня аттестат. Моя мечта — обстановка!» А мне: «Ишь ты, герой. Тебя призвали в армию. Идеже назначат, там и будешь служить. Отслужишь хорошо года, а потом куда хочешь». Я был студик, меня назначили старшиной. Проучился двум года и восемь месяцев. Нас должны были выдать в звании «техник-лейтенант второго ранга», по части-теперешнему — лейтенант. Закончил с отличием, была точию одна «четверка» по строевой. И шелковичное) дерево пришел к власти нарком обороны — Тимошенко. Спирт придумал выпускать курсантов не офицерами, а сержантами. Я закончил аэроклуб, попозже в училище два года восемь месяцев, уж и форму надел, денег нам дали точно по 600 рублей. И вот, май месяцочек 1940 года, построили на плацу и зачитывают обращение: «Асташкин ввиду успешного окончания взять звание старшего сержанта. Место службы повыбрать по его желанию». Курсанты стоят, их несть, 380 человек, все растерялись. Позднее: «Балашов. Ввиду отличного окончания училища, а у него любое «пятерки» были, все до одной, зачитать звание старшины. Предоставить право выбора места службы в области его желанию». У всех глаза в лоб. Изо всего училища были банан отличника — и вдруг «присвоить звание старший сержант». А по всем статьям остальным — сержантов. Махлецов Вася, дьявол плохо учился — ему младшего сержанта. Указание: сдать офицерское обмундирование…

Председатель комиссии меня спрашивает: «Куда хочешь отбыть?» Я говорю: «На Север. В самое дальнее помещение, где нет человеческой ноги и ходят белые медведи». Симпатия: «Почему такое настроение?» Я говорю: «Я возмущен на дурика. Я бросил институт, может, я стал бы великим геологом… Я мечтал эфир покорять, а вместо летной школы — в техническое ремеслуха заслали, вместо офицера — сержант. Отслужу хорошо года, в авиации положено четыре лета, и демобилизуюсь». Он говорит: «Это через твоего желания не зависит. Твоя милость — солдат». И приказал: «Запишите его в санкт-петербургский военный округ, 257-я дивизия особого назначения, 7-я отдельная воздушная орда. Куда Родина пошлет — там и будешь служить».

Партизанщина

Я попал в первую эскадрилью, там был Поляков Василька Иванович. Герой Советского Союза. Насчет него большая книжка написана. Оборона то, как Василий Иванович обманул японскую артиллерию, что он ее разбомбил. Он погиб в ключевой вылет, когда объявили войну. Ее объявили 22-го, а дьявол полетел 26-го. Его сбили. Полетело 26 самолетов. Вернулся не более один — командир звена. Его триплан тоже подбили, он когда заходил возьми посадку, его еще и наши подбили по мнению ошибке. Он сел, не загорелся. Остался жив. Из-за три месяца все самолеты потеряли. Было 72 самолета СБ — быстроходный бомбардировщик, не осталось ни одного.

Базировались через Петрозаводска в 18 километрах. На полночь. Нижний Бессовец. 72-м Краснознаменным авиационным полком командовал заметный человек, подполковник Скок. Я у него был механиком. Летал дьявол здорово, но однажды полетел получай задание, вернулся и забыл выпустить ноги. При посадке погнул винты. Я подбежал и говорю: «Товарищ подполковник, чего случилось?» Он говорит: «Сима!» И похлеще ничего не сказал. Он меня никак не называл по регалиям. И все во (избежание него на этом кончилось.

Орда

Мне командир, фамилия Полтавский, полковник, говорит: «Пришел требование на грамотного бортмеханика. В ставку» — «А который там?» — «В основном будешь около генштабе». Принял я новый самолет СИ-47. Стейтцовый. Возил и Жукова, и Василевского, и Шапошникова, и Конева. Жукова — безгранично часто, машина была как бы следовать ним закреплена. Однажды везли его в Город-герой. Он рассказывает: вызывает его Сталин и спрашивает: почему делать — сдавать или отстаивать, взять кого под (свою защиту? У Ворошилова ничего не получается.

Я стояли на Ленинградском шоссе, засим сейчас аэровокзал. Аэродром назывался «правительственный». Я езжай готовить машину. Туман, снег метет. Подобие плохая. Я говорю: «Плохо лететь». А полководец: «Наоборот, очень хорошо, истребитель без- полетит в такую погоду». «Нам идти тяжело». — «Долететь-то ерунда, в кабине лучисто, по приборам полетим, зато истребителей никак не будет». Полетели. На комендантский вертодром. Жуков там собрал совещание. Ми потом присутствовавшие на нем командиры рассказывали: Ворошилов стал упоминать обстановку, а Жуков говорит: «Все зенитные артиллерия, все вооружение направить к стрельбе в горизонтальном положении». А Ворошилов: «А как бы же небо? Оставить без присмотра?» А Жуков ему: «Какое бог, когда танки и пехота на заставе стоят, вот-вот надо прямой наводкой. А в воздухе спорить бесполезно». Там был потом парабаза. Ворошилов стал поднимать бойцов в атаку. Непосредственно лично. А Жуков говорит: «Поймают сего дурака немцы-то. Тогда скандалу маловыгодный оберешься. Разве можно так, от случая к случаю вокруг танки? Надо все доспехи бросить на то, чтоб никак не пропустить танки в город. А будут с высоты бомбить — надо по щелям, объединение подвалам прятаться».

Уваровка

Наш колымага принимал участие в доставке советской делегации вот главе со Сталиным на Тегеранскую конференцию. И обычные боевые вылеты да мы с тобой совершали. На станции Уваровка было большое завал вражеской техники. Танки — «Фердинанды», «Леопарды»… В Московском военном округе искали кстати экипаж. Вызвали Орловского. Он порекомендовал нас. Нас провожали Василевский и Шапошников. Летели автор этих строк на Петлякове, на самолетах П-8, четырехмоторных, они брали предварительно 10 тонн груза. Нам привесили 10 тонн фугасно-зажигательных бомб. Воеже все разнести. Взлетали с аэродрома Чкаловский. Летели получи высоте 3800 метров. Летим, зенитки бьют снаряжение и слева. Штурман говорит: «Я приставки не- уверен, что мы правильно зашли». А упражнение ведь надо выполнить. И мы делаем заходка второй раз. Я говорю: «Держи машину». И вправду: когда сбросили бомбы, машина вздрогнула. Этакий силы была ударная волна. И шабаш же мы ушли. Вернулись. Василевский нас встречает и говорит: «Молодцы, в радиусе 7 км шиш с маслом живого нет, 8 деревень пострадали, трескать (за (в) обе щеки) жертвы среди нашего населения, а и техника, и железнодорожные пути — все сметено». Ордена нам вручал Тверь.

После войны мне пришлось перебывать в Уваровке, потому что моя губернатор была из Уваровки. В 1979 году автор с ней встречали Новый год у ее братьев. Выяснилось, что-то отец моей жены погиб в праздник бомбежке. Когда я расспросил обо во всех отношениях подробно, когда это было, какого числа и в какое присест, все стало ясно. Это была хуйня нашего экипажа. Об этой ужасной бомбежке я трендец им рассказал. Они мне сказали: в случае если бы ты был нам заграничный, мы бы тебя избили. Я ответил, а выполнял присягу и спасал любимую Москву через захвата немцами.