Ельцина убедил дурацкий смех

В 1986 гoду Вaлeрий Фoкин (тeпeрь xудoжeствeнный рукoвoдитeль Aлeксaндринки) пoстaвил в тeaтрe Eрмoлoвoй пьeсу Рaдзинскoгo «Спoртивныe сцeны 1981 гoдa» — дрaму «сoмнитeльнoгo сoдeржaния».

Звoнит мнe Гaля Бoгoлюбoвa — гoрячий стoрoнник Фoкинa и eгo зaвлит. Её перо я передаю точно по смыслу, только абсолютно неточно по лексике, оттого что Галя Боголюбова редко вставляла в свою фонтан цензурные слова. А смысл был этакий: «Сашка, приходи на премьеру, как хотите не опоздай, приди заранее».

Галина встретила у входа, увела к себе, налила первую и сказала (сообразно смыслу): «Спектакль хотят закрыть. Наш брат висим на волоске. Сейчас придёт Ельцин. Ему сделано сказали, что это пошлая чернушка, депрессивная хрень. Я тебя посажу у него по (по грибы) спиной. Смотри, чтобы тебя секьюрити не согнала, потому что ради его спиной должна сидеть крыша. А ты смейся, он должен домыслить, что спектакль весёлый, что до сих пор это шутка, так их перетак».

Получилось. Я сел в середине четвёртого ряда. Передо мной в третьем ряду было три пустых места. Около сразу ко мне стали прорываться какие-то типичные шкафы; партер театра Ермоловой в этом смысле устроен беда удачно: центрального прохода нет, и к середине ряда что в порядке вещей протискиваться, мучая уже сидящих зрителей.

— Выходите из этого места.

— Почему?

— Выходите немедленно.

Я показал контрамарку, тамо чётко были написаны ряд и околица. Шкаф хотел выхватить, я не отдал. А уж третий звонок, в зал входит Ельцин. Получи глазах у Первого секретаря Московского городского комитета КПСС организовывать драку шкаф не рискнул.

Любое пошло по плану Боголюбовой. Я ни дать ни взять дурак смеялся и хихикал, Ельцин оглядывался, же потом привык, и всё кончилось недурственно. Тем более что публика вкруг скоро тоже начала смеяться. Возлюбленная смеялась не над спектаклем, а приходится мной, но Ельцин-то сего не понимал. Потом он поздравил Фокина и уехал аспидски довольный тем, что посрамит охранителей и покажет свою сознательность, защитив спектакль, предназначенный к запрещению и уничтожению.

Радзинский безбожно любит эту историю и всюду её рассказывает. А пассаж и правда хорошая — настоящая, театральная, хитрая, нахальная и успешная. И пусть даже в каком-то смысле рыжая, когда вспомнить, что рыжий — это артист в цирке.

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Комментарии закрыты.